РБК Петербург, Дом культуры Льва Лурье и Клуб идей и знаний Anima Libera организовали открытую лекцию Льва Лурье о четырех территориях Петербурга – замечательных, но недооцененных. Лев Лурье не только рассказал исторические факты и анекдоты о старых кварталах «непарадного» центра города, но и предложил свои идеи того, как развивать эти кварталы, опираясь на их «исторические репутации», с одной стороны, и на потребности современных горожан, - с другой.

«Город Петербург - третий по населению город Европы, больше нас только Москва (14 миллионов жителей) и Лондон (8 миллионов). На третьем месте Петербург, он больше Берлина, Мадрида, Милана. В таком большом городе существует дух места, genius loci. Есть дух Петербурга – это корюшка, белые ночи, Медный Всадник, надменность, снобизм… Но внутри города тоже существуют большие различия. И житель Кудрово решительно отличается от жителя станции метро "Елизаровская", есть свои genius loci в разных районах. Один из ярких примеров как раз относится к одной из рассматриваемых сегодня локаций.

Я вожу экскурсии, у меня есть экскурсия по маршруту трамвая, по Садовой улице, про рынки и торговлю старого Петербурга. Когда я подъезжаю к Покровской площади, что в Коломне, я говорю: дорогие друзья, когда будем проезжать площадь - посмотрим налево, там вы увидите большой сквер, и в нем сидят пятеро пьяных людей. И всегда страшновато, а вдруг – не сидят? Но бывает, что сидит три или семь – но в среднем, пять пьяных всегда сидят.

Коломна – это чудесный район, в котором, как считают социологи, население максимально укорененное, и это правда. Доля людей, которые проживают здесь более или менее всю свою жизнь, выше, чем в любом районе нашего города - выше, чем в Купчино, выше, чем на Васильевском острове. Житель Коломны идет в детский сад в Коломне, учится в школе в Коломне кончает ПТУ, техникум или Кораблестроительный институт в Коломне, работает на «Адмиралтейских Верфях» в Коломне. Он выходит на пенсию в Коломне – и потом сидит на Покровской площади со своими товарищами, с которыми знаком 50 лет, пьет портвейн и обсуждает итог последнего матча клуба «Зенит». Это такая особенность Коломны.

Это важно, в том числе, для участников форсайта – мне кажется, заниматься надо тем, что сама жизнь, без участия начальства и проектировщиков, нам демонстрирует. Например, Петроградская сторона: все мы, старые сейчас люди, испытали на себе необычайный взлёт моды на стиль модерн в 1970-е, начале 1980-х годов, когда выяснилось, что кроме Карла Ивановича Росси и Кваренги со Стасовым, в Петербурге много чего есть. А также обнаружилось, что в начале ХХ века был Серебряный век, с Мариной Цветаевой, Ахматовой и Мандельштамом. И все это представлено на Петроградской стороне, поэтому в тот момент любовь к Петроградской стала важнее, чем любовь к центральным площадям. Мы понимали: с любимой девушкой надо гулять вокруг особняка Кшесинской или Соборной Мечети, возле стоматологической поликлиники на улице Рентгена или на Каменном острове. Так что, нынешний взлет Петроградской стороны, на который каждый риелтор вам укажет, высокий спрос и цены, и строительство новых кварталов на северо-западе Петроградской стороны, прямо связаны с той репутацией, которую Петроградская сторона получила у петербуржцев в 1970е-1980-е годы. Любовь к модерну сделала округ Петроградской стороны более модным, более инвестоемким, чем какие-либо другие округа. Вот те или иные естественные преимущества есть у разных кусков Петербурга – их надо видеть, о них и поговорим.

Про Петроградскую сторону я могу рассказывать годами. Она поменяла свою сущность много раз – была внутри «Садового кольца», центром столицы Российской империи шесть лет — с 1712 по 1718 годы. Потом решили, что центр уходит, а это – территория, которая должна быть сожжена в случае малейшей военной угрозы. Чтобы вдруг враг не спрятался за домами Петроградской стороны и пушки Петропавловской крепости могли бы прямой наводкой бить по шведам или англичанам, которые со стороны Каменного острова будут вторгаться в город. Запрет на строительство каменных домов был отменен только Александром III, и потом наши тогдашние друзья французы решили к 200-летию подарить нам прекрасный подарок – Троицкий мост. И те, кто узнал об этом заранее (например, Матильда Ксешинская), они еще успели построить особняки в этой части, в начале улицы Куйбышева. Потому что земля была страшно дорогой, построить на Литейной части уже было невозможно. А там еще можно было. Петроградская сторона – это абсолютный феномен, потому что там строили 200 домов в год с 1903 по 1913 год. Это самый большой в мире район одновременно созданной архитектуры – как обычно говорят, архитектуры в стиле модерн. Это не модерн, а ретроспективизм в основном, но такого объема одновременно построенной архитектуры этого времени — да и любого другого — на одном квадратном километре площади больше нигде нет. Это натуральный артефакт – Петроградская сторона.

Про Аптекарскую сторону можно сказать следующее – это такая сложно образованная территория, потому что вообще Петербург строился слободами. Практически, сталинская система. То есть строят комбинат в Норильске, сначала строят лагерь, потом появляется служебное жилье. Завод и рядом служебное жилье. Петербург строился таким образом. И вопросы военной медицины Петр решил организовать на Аптекарском острове. Там была построена экспериментальная изба, где изготавливали эти чудовищные пилы, которыми Анатолю Курагину отрезали ногу после Бородина, и там же выращивали лечебные растения – это называлось медицинским огородом, сейчас там Ботанический сад. И вот этот кусок Аптекарского острова между Аптекарским проспектом и Большой Невкой (территория нынешнего ЛЭТИ) - и есть Петровская медицинская часть.

Вторая история заключалась в том, что сезон в Петербурге был довольно короткий. Начинался он балом в Морском корпусе в ноябре месяце, а заканчивался тем, что государь уезжал в Царское село. Начиная с Николая I, с ноября по апрель все происходило. А дальше государя не было, и правительство работало само. Поэтому город был запущенный, вонючий, и все крупные начальники уезжали на служебные дачи. Аптекарский остров был местом, где располагались министерские дачи – на побережье. И там были и другие дачи. Потом появляются благодаря немцам (и русские подхватили эту идею) дачи среднего класса - они были в Парголово, на Гражданке, и на Аптекарском острове. Такая смешанная территория, в которой, с одной стороны, дачная местность, загородная. А с другой стороны – промышленная зона, связанная с медицинской канцелярией.

К началу ХХ века строительство захватывает Аптекарский остров. Каменноостровский проспект застраивается домами, а по бокам все-таки еще оставалась какая-то деревянная застройка. И в 2014-м году строительство заканчивается. А большевики не любили точечную застройку; они предпочитали большие пространства типа Купчино и Комендантского аэродрома застраивать типовыми домами.

Поэтому Петроградская сторона вообще, а Аптекарский остров, в особенности, обладает таким важным качеством – пористость. То есть если вы идете по улице Достоевского на улицу Правды или Социалистическую, по Казанской или по Столярному переулку, то у вас никакого продыху нет. Это Петербург Достоевского. А если вы идете по Каменноостровскому проспекту или по какой-нибудь улице Полозова, или по улице Профессора Попова, то неожиданно видите бессмысленное незастроенное зеленое пространство даже сейчас. В советское время там вообще стояла разрушенная горка в виде ракеты, пьяницы сидели на скамейках. А сейчас все равно ты понимаешь, зрительно угадываешь, что посередине этого пустого места был деревянный дом. В годы блокады его разобрали на дрова, поэтому остался этот воздух.

На Аптекарском острове больше, чем в какой-либо другой части города, чувствуется вот это неожиданное наличие пауз, дырок - проходных территорий.

Что касается Карповки. Один начальник, неожиданно для начальника, удачно придумал эту пешеходную зону, идущую вдоль южного берега Карповки по территории Первого медицинского института. Довольно симпатично получилось. Одновременно закрыли бывший завод рядом, и там образовалось вполне симпатичное пространство, и в медико-хирургической избе – тоже. То есть там вокруг Ботанического сада есть какие-то более-менее приличные места, чтобы организовывать гулянки. Там построили богатые дома на месте бывшего стадиона "Буревестник", рядом с телевизионной вышкой. И там есть богатые потребители, которым нужно демонстративное потребление, есть хорошие магазины, и вообще, довольно уютное место. А самое главное – Ботанический сад.

Теперь о другой части Карповки. За Аптекарским проспектом лежит кусок между Кировским и Аптекарским проспектом. Здесь был Дом писателей - такая богадельня для славных писателей, не имеющих семьи. Она была организована до революции, и это отдельный сюжет. Чудесный модерн, один из лучших – вилла Савиной на улице Литераторов. Тридцать лет она доминировала на Александринской сцене. И влюбленный в нее владелец пароходного общества Молчанов (он одновременно был главой городского театра) построил эту замечательную виллу. Рядом - первый дом Ленсовета, лучшее произведение в стиле конструктивизма в городе Ленинграде. И вообще одно из лучших мест в стране. Это мастерская Никиты Явейна на углу Каменноостровского и Карповки. И дальше – западная часть. Вероятно, здесь в конце концов появится памятник Невзорову, обнимающему Набутова, в память Пятого канала.

Институт экспериментальной медицины – это тоже сюжет для форсайта. Мне кажется, что необходим государственный переворот для того, чтобы с этим справиться – с закрытостью этого места. Там собака Павлова сидит. Там башня Молчания. Там потрясающая библиотека Покровского с прахом двух врачей, погибших во время экспериментов в "Чумном форту". "Чумной форт" в Кронштадте – это филиал Института экспериментальной медицины. Почему мы не можем зайти и посмотреть? Ведь это все памятники. Но Институт экспериментальной медицин, где занимаются абсолютно непонятно чем, не разрешает нам на них смотреть. Голь на выдумки хитра, и конечно, при желании туда попасть можно. Если сможете - пройдите. Вот на фото - ханжеский и лицемерный памятник 1500 собакам, которых зарезал нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов.

Есть еще одно отличное место – это Кронверкская протока. Если вы от Горьковской идете строго на юг, к Артиллерийскому музею, то увидите эту речку, которая течет по территории зоопарка, в ней плавают утки. Там неожиданно возникает, как говорят, "заброшка", и ты оказываешься в неухоженном саду рядом с самой дурацкой затеей Газпрома – вот он поставил арт-объект: все архитекторы города похожи на манекены в магазине Zara, они сидят за каким-то огромным столом.

На Карповке есть большая проблема – есть такие точки, которые не имеют никакого архитектурного значения, но имеют значение культурно-историческое. Условно говоря, пышечная на Большой Конюшенной. Или пирожковая на Московском проспекте. И Дворец молодежи, конечно, относится именно к этой категории. Потому что это знаковое место для первых перестроечных лет, именно там показывали фильмы Вайды, "Аквариум" и Цой давали первые концерты. Будет жалко тех, кто это пережил, если это разрушится. С другой стороны, земля имеет свою цену.

У Аптекарского острова есть две возможности. Я думаю, главная его возможность и вектор – это тренд в сторону главных островов, то есть прежде всего Каменного и Елагина. Ботанический сад, 2-3 музея, тропа вдоль Карповки. Сюда подтянутся тихие бары, книжные магазины и все остальное, что должно быть в жизни молодого, снобистски настроенного петербургского хипстера, который является главным человеком нашего города.

Одна из особенностей Петербурга, которую надо понимать, заключается в том, что побережья наших рек застроены промышленными предприятиями. Кроме четырех набережных - Французской, Адмиралтейской, Дворцовой и Английской. Все, что касается набережной от Малой Охты и вплоть до Чёрной речки, - все застроено промышленными предприятиями. Петроградская сторона, Аптекарский остров. Часть заводов разрушены, и не факт, что их надо было разрушать.

С чем связана эта особенность? С тем, что когда-то не было Донбасса, не было Кузбасса, не было Воркуты – все топливо везли из Кардифа (это Уэльс) по воде, чтобы заводы работали. И всю готовую продукцию (а это, как правило, были военные заводы) вывозили тоже по воде. Железнодорожные линии трудно провести по нашему ландшафту, поэтому это такие бикфордовы шнуры революции. Потому что если на одном заводе забастовка, то и на другом заводе забастовка. 17-й год в значительной степени сложился благодаря этому.

Остров Голодай – это северная оконечность Васильевского острова. И это рабочий район. Самый большой казенный завод был здесь – он назывался Патронный. Его территорию теперь застраивает семья Евневичей, которым принадлежит "Максидом". Это важный завод - с него началась забастовка, приведшая к Кронштадтскому восстанию. И в округе много было заводов. Из того, что я изучал о Васильевском острове, я знаю, что самой боевой частью Васильевского острова был Голодай - главные хулиганы ходили с Голодая, чтобы драться с "васьевскими". При императоре Николае II весь город был разбит на зоны хулиганских шаек. Каждая шайка держала папироску во рту под определённым углом, чубчик развевался совершенно по-разному у голодаевских и у васьевских, и они узнавали друг друга издали. Я даже помню, как звали главных голодаевских - Васька и Черный. Место гибели Васьки Черного, Соловьевская улица или улица Репина, - самая узкая улица на Васильевском, она ведет от Соловьевского садика к Среднему проспекту. Территория это была заброшенная, там поэт Андрей Чернов, радуя нас во время перестройки, искал 5 повешенных декабристов. Мы же не знаем, где они похоронены. Но может быть и там. Ахматова считала, что там. И эта территория, большая часть острова, перед революцией была занята огородами. Все, что касается, условно говоря, репы, укропа, капусты, морковки – это все выращивали в серой зоне, которая будет застроена. Сдавалась ярославским крестьянам, которые были мастерами. Разбивали там теплицы, грядки, выращивали, торговали этим на Сенном рынке. Такая вот пустыня. Это близко к центру города, в начале ХХ века там сформировалась эта замечательная идея нового Петербурга, в создании которого принимал участие Григорий Фомин, и даже маленький кусочек этого нового Петербурга остался на Железноводской улице. Нынешний проспект КИМа.

Но в общем это была территория не застроенная. Что там есть? Там есть эта промышленная застройка, и это совершенно не раскрытая часть Петербурга, которой мы не сумели овладеть. Этой единой линией, которая осталась после бомбардировок в Гамбурге, в Манчестере, и которая частично сохранилась у нас, мы не дорожим. А ведь она может быть занята чем-то замечательным - тем, где нужны высокие потолки. Она может сдаваться как квартиры или использоваться под торговые помещения, или как офисы. И в этом есть своя прелесть.

Еще об исторической репутации Голодая: из-за того, что в 1917-м году большевики захватили власть, мы не должны относиться к петербургскому рабочему классу с презрением. Мы должны про это рассказывать. И у нас ничего про это не знают. Про любого тупого великого князя вам могут рассказать массу историй. И про самого малоизвестного литератора. А где и как жил Леня Николаев, убивший Кирова, или Леша Косыгин, ставший премьер-министром, мы не знаем. И это неправильно. Я бы Голодай, возможно, использовал отчасти как место для музея. Тем более, что Патронный завод сохраняется, это памятник архитектуры - они не разрушат корпуса, и здесь можно что-то сделать. Сделать музей петербургского трудового человека! Вот вам государи – сходите в Зимний дворец или посмотрите в коттедже постель, на которой спал Николай I. А здесь вот спал рабочий Шкапин, в честь которого назван трамвайный парк.

Я бы сказал, что петербургский рабочий чувствовал себя примерно так, как себя сегодня чувствует дальнобойщик. То есть он не шиковал, но это был человек, который был доволен своей зарплатой, мог прожить на свой заработок. Петербургский рабочий, у нас есть прекрасный музей, просто он не осознается, как музей петербургского рабочего, на 10-й советской. Он называется дом-музей семьи Аллилуевых. Сергей Аллилуев, папа Надежды Аллилуевой, которая стала женой Иосифа Сталина. Четырехкомнатная отдельная квартира, которую занимал рабочий завода «Сименс». Квалифицированный рабочий. Там особо не разойдешься, у него четверо детей, жена, прислуга. В общем, средний рабочий снимал, как правило, квартиру в 12 комнат. А потом они сдавали из этих 12 комнат две трети - своим товарищам по заводам отдельными комнатами и углами, и получали доход.

Рабочий был человек умный, об этом надо рассказывать. Проблема была в том, что харизматик-рабочий понимал, что он навсегда станется рабочим. У него никаких вариантов карьеры не было. В отличие от приказчика или полового, у которых был шанс стать владельцами трактира или владельцами лавки. Маленький, но был. Рабочий никогда не становился ни мастером, ни инженером, ни директором. Условно говоря, рабочий скорняцкой мастерской Григорий Жуков мог в конце жизни стать владельцем скорняцкой мастерской и чистить шкуры. Но маршалом бы он не стал никогда. Или Чапаев мог бы прикупить себе землицы, но стать командиром дивизии - не мог.

В Петербурге немало мест, где набережные недоступны для пешеходных прогулок. Есть редкий шанс создать такое пространство на участке от Смоленки вдоль Невки. Это заброшенная территория, которая тоже заросла и могла бы быть преобразована. Да, здесь нужно понять, что здесь огромная жилая новая зона - то, что насыпано на Голодае, где огромное количество людей. Там на самом деле не живописнее, чем в Шушарах. Но у них есть старый кусок, который к ним примыкает. Поэтому вам нужно думать об этой старой части Голодая как о рекреации для нового района. Люди, которые живут на юге Васильевского острова, у них неожиданно появился Севкабель - какие-то замечательные куски территории, где они могут гулять. Сделайте свой Севкабель и с севера Васильевского острова! Используйте эти районы. Попробуйте сделать так, чтобы Смоленское кладбище было и кладбищем, и тем местом, где можно было бы гулять. Тихо гулять, без детских площадок, но тем не менее, думая о вечности, совершать там прогулки. И надо раскрыть куски вот этих заросших островов, примыкающих к Васильевскому острову.

Переместимся в окрестности Федоровского собора. С одной стороны - собор, который успел побывать молокозаводом в советское время, потом вернул изначальную функцию. К нему пристроена почти кремлевская стена. А дальше очень неоднородные улицы. Будучи в двух шагах от центра, ты оказываешься на территории, которая играла роль почти окраины.

Этот кусок – между Московским вокзалом и Александро-Невской Лаврой к югу от Староневского проспекта. Это сложный район, он сложен несколькими функциями. С одной стороны, это красная зона, которая есть в любом городе – территория, что примыкает к вокзалу. Это там, где традиционно были ночлежные дома, много дешевых гостиниц, публичные дома, проституция, пьяницы, вот такая непрестижная часть. А с другой стороны - кусок, который до революции был Александро-Невской частью, а с севера от Староневского лежит Рождественская часть, или Пески. Там главная улица Суворовский проспект. Здесь был самый большой речной порт а мире, что оказало влияние на эти улицы и этот собор. Причалы были у Большого дома нынешнего, и они тянулись до Александро-Невской Лавры. Была Калашниковская пристань, где выгружали и перегружали морские суда, всю муку, которая шла в Петербург по Мариинской, Вышневолочковской системе, по ладожским каналам, по реке Неве. Два центра вывоза русского зерна – это Одесса и Ростов-на-Дону, они вывозили на юг, и Петербург, от которого вся северная Европа пополнялась зерном.

То есть, Северный поток-один и Северный поток-два были построены, но просто по ним зерно шло, а не нефть и газ. Поэтому очень важным объектом в этом районе является нынешний Дворец культуры полиции, который прежде был - Калашниковская хлебная биржа.

Калашниковский проспект – это теперь проспект Бакунина. И все крупнейшие промышленники страны жили там. Есть Овсянниковский сад, названный в честь человека, которого звали Степан Трофимович Овсянников. Торговец такой – и страшный криминальный элемент. Он и другие герои Островского, купцы и фабриканты, они жили там. Отчасти эти дома по Тележной, по Харьковской, по Полтавской, они принадлежали этому купечеству. А отчасти это был район как Петроградская сторона – квартал мелких чиновников и малого бизнеса. Там свою роль играли и священнослужители Александро-Невской Лавры.

И вот есть участок с неожиданно построенной церковью к 390-летию Дома Романовых – Федоровским собором. Церковь эта знакома многим петербуржцам трагической своей историей, потому что именно там загружали поезда с заключенными. Оттуда отправляли людей в ссылку, в лагеря, и т.д. и т.п. Последнее, что они видели, – храм, уже тогда разрушенный. Дальше там идет большой участок, который может быть высвобожден, потому что Бехтеревской больнице построили новые корпуса, и это огромная зеленая территория, которая может быть преобразована. И второе недооцененное место, и слава богу, это Митрополичий сад, который примыкает в Александро-Невской лавре с западной стороны, вот этот полуостров, ограниченный Монастыркой. Там огромные не срубленные деревья, которые растут чуть ли не с Петровского времени, где можно спокойно погулять, и сама Монастрыка, которой не коснулась рука современного девелопера. Даже советская рука не коснулась. Там все застыло в прошлой жизни.

Там хорошо было бы убрать казармы Лейб-гвардии атаманского казачьего полков, которые идут вдоль Обводного канала. И получится довольно красивый большой участок, который начинается отчасти даже Лиговкой - вот этим храмом замечательным в конце Лиговского проспекта, продолжается улицей Черняховского, плюс, надо предусмотреть какой-то переход через железную дорогу - и получается южное подбрюшье Невского проспекта, начиная от Лиговки и кончая Александро-Невской Лаврой. Это очень перспективный кусок, с большим количеством старых домов, и шикарным Староневским проспектом. Пока у нас не было коронавируса и СВО, Староневский развивался как Каменноостровский или как Большой проспект Петроградской стороны… Я помню, как работал в Коммерсанте в 1990-е. Я каждый день выходил на Староневский проспект – это была сама проституточная часть города, но при этом было видно, как нарастает количество кафе, чего-то еще, какой-то бурный вектор развития был виден.

Там нет никаких больших памятников. Защитники, которые спасают застройку на Тележной, ее отстояли. Но вообще, там что ни построй - ничему особенно мешать не будет. Сейчас не надо бы там строить, желательно не строить. Но тоже трагедии не будет.

Со времен Фрола Романовича Козлова и Василия Толстикова нам обещают построить станцию метро в Коломне. Такое обещание дается каждый новый год, однако станция метро "Театральная" так и не появилась. Суть Коломны с начала XIX века заключалась в том, что это территория в центре Петербурга, не имеющая устойчивой транспортной связи с основной частью города. Поэтому гении рождаются в провинции, умирают в столице. А посередине – между столицей и провинцией – они находятся в Коломне.

Коломна – это первое место, куда приезжает молодой человек, чтобы устроиться в Петербурге, потому что там самая дешевая недвижимость и одновременно можно пешком, пусть это и не близко, но доходить до присутственных мест. Коломна – это первый адрес Пушкина, Баратынского и т.д. Но если ты застрял в Коломне, это значит, что жизнь не удалась. Поэтому в Коломне такое оседлое население. Забавно, что так было уже с конца XVIII века и так остается до сих пор. Кто выбирается из Коломны, тот живет на Мойке и становится статским советником. А кто живёт в Коломне, тот шьет шинель с Акакием Акакиевичем. Поэтому здесь самый большой процент коммунальных квартир в старой части города - риелторы не очень хотят их расселять, так как там не очень высокая цена.

И там советская тина, она существует много лет. Там жили артисты Хочинский и его жена Шуранова, из ТЮЗа. Я делал в свое время фильм про Хочинского, у него была довольно трагическая жизнь в последние ее годы, потому что вслед за посадкой Зиновия Корогодского, руководившего ТЮЗом, они ушли из театра, и думали, что что-то заработают, потому что -знаменитые ведь артисты. Но начались 1990-е, и знаменитые артисты жили подаяниями. Шуранова изготавливала искусственные цветы, чтобы продавать на кладбище. И вот Коломна, где они жили, - она их воспринимала, как Петроградская сторона восприняла в XVIII веке Ксению Петербуржскую. Не было свадьбы, на которую бы не звали Хочинского. Их постоянно подкармливали. В Коломне есть поселковый такой менталитет - там люди здороваются друг с другом чаще, чем в какой-либо другой части города, потому что они постоянно рядом друг с другом живут.

Коломна абсолютно недооценена. Я вам расскажу историю про любимого нашего президента Владимира Владимировича Путина. Там есть дворец великого князя Алексея Александровича, построенный как замок Луары. Рядом с Мойкой, прямо напротив Адмиралтейского завода. Потому что Алексею Александровичу надо было посещать церемонии спуска кораблей на воду. Чтобы ему долго не ездить, он там жил. С ним была связана длинная история. Он был франкофон, обиделся на своего племянника Николая II, уехал на фиг, бросил этот замок, умер во Франции, а замок остался заброшен. При советской власти он стал «почтовым ящиком», поэтому сохранился. А в ходе перестройки он стал казино. А казино тогда курировал заместитель мэра Путин Владимир Владимирович. И он запомнил, что это было единственное казино в Петербурге, которое прогорало. Туда никто не ходил, потому что очень далеко, Коломна. И поэтому он поручил своему другу-виолончелисту сделать там Дом музыки, и он был сделан. Потому что его удивило, человека, обладающим определённым здравым смыслом, что казино, но прогорает.

В Коломне есть один образующий центр, который сейчас тоже в глубоком кризисе. Это Мариинский театр. Вокруг него возникла гроздь ресторанов, кафе. И должна была возникнуть, потому что иностранные туристы, дорогие билеты. Приходят петербуржцы. До театра и после они хотят выпить и поесть. А больше никаких там центров нет. Синагога для евреев, для эстонцев – эстонская церковь. А между тем, с точки зрения ландшафта, и возможности его продажи москвичам – это потрясающе. Потому что в Петербурге есть три вещи, которые мы продаём: это ансамбль центральных площадей – такого нет ни в одном городе мира. Пустые пространства, перетекающие друг в друга в центре города и не застроенные. Это украденный у Наполеона проект перестройки Парижа. И старик Бетанкур, в честь которого сделали мост, он там этот проект и осуществил. Второе придумано скорее Петром – амстердамская сущность Петербурга, это контраст между регулярной застройкой, планом и текущими как они хотят реками и каналами. Текущие, как угодно, реки и каналы – это Матиссов остров, Галерный, Коломенский, Покровский, Новая Голландия, Адмиралтейский. Если ты хочешь увидеть много воды и потрясающие перспективы, то тебе нужно идти в Коломну - экскурсионно Коломну можно осваивать бесконечно. Там есть масса разного рода смешных достопримечательной, типа дома, где жил Николай II, еще не будучи Николаем вторым, с Матильдой Феликсовной. И еще какие-то дела и все, что связано с Блоком. Весь балет. Вся музыка. Это надо делать.

Что касается будущего Коломны. Там нет мест, из которых можно было бы создать что-то вроде Петербурга Достоевского. Но там есть масса маленького симпатичного – того, что можно показывать. Там должен быть гастрономический кластер, где представлена кухня разных этнических общин - и корейская, и еврейская, а также бразильская, украинская, польская, эстонская кухня. Почему там? Потому что Коломна еще замечательна тем, что до революции это был самый многоконфессиональный район Петербурга. Самый русский район – это Спасская часть. А самый многонациональный – Коломна. Потому что Адмиралтейский завод был казенным, там хорошо платили, и он искал квалифицированных рабочих со всех концов России. А мастеров даже из-за границы вызывал. И все – и финны, и эстонцы, прибалты, поляки – все они имели свои конфессиональные центры, и это тоже можно развивать. И Андрей Якунин построил нам Никольский рынок, рядом с Коломной. С этой огромной горкой. У нас теперь есть два таких центра – Новая Голландия и Никольский рынок, которые уже являются центрами общественного притяжения. Так что работайте, дорогие студенты, превращайте Коломну в цветущий сад».